Отчёт об ЛНД, 18-19 января 2013, Копенгаген

Итак, занавес ещё закрыт, а перед нами уже Фантазма. Вдоль кулис висят афиши с местными шоу, в каждом шоу - восточный колорит. Ну да, персы и Персия. Это не совпадение - они точно читали книгу. Зрительный зал украшен цветными фонариками, лампочками и клоунскими рожами, мы все в Фантазме.

Фантазма существует здесь и сейчас, а не в качестве флешбека; её никто не оплакивает, всё начало изменено. Занавес поднимается, и перед нами в темноте, примерно посередине между сценой и колосниками, длинная узкая платформа с перилами, напоминающая мост. Это важная часть декораций и инженерии спектакля - она ездит по сцене на колёсах, мощная и эффектно выглядящая система пневматических приводов позволяет ей подниматься, опускаться и вращаться, образуя то коридоры, то мосты. Иного стимпанка в спектакле, впрочем, нет. На этой платформе за пианино (или пультом органа) сидит Призрак в синем расшитом халате. Он пишет музыку, потом комкает и выбрасывает нотный лист. И кладёт руку на перила. Это движение нужно видеть. Оно бессознательно изящное, нервное, рука напряжена - и так будет дальше весь спектакль, Кофод не ПК и не Борода, у него своя эстетика движений, но это безусловно фэнтом хэндз в лучшем проявлении. И, взявшись за перила, он начинает петь Till I Hear You Sing, В процессе встаёт, опирается о перила - он стар, он устал, ему трудно. Грим и пластика у Кофода очень "пожилые", голос балансирует на грани истерики. Поёт он прекрасно, на форте раскрывается на весь зал. В целом впечатление потрясающее, он выглядит более сдержанной версией Питера Керри. Но ПКшную фишку - старость - он при этом не имеет в силу возраста, а играет, так что нет-с, никакого "ПК для бедных", а такой сам себе Томас Амбт Кофод.
Снова занавес. К нему через весь зал, ровно как люстра в брильянт-оригинале, пролетает акробат в чёрном трико и акробатически спускается в оркестровую яму по ленте, из каковой ямы уходит по бортику и в дальнейшем присутствует на сцене как мим. Из-за занавеса выходят фрики и приглашают нас в Фантазму (звучит сначала Coney Island Waltz, потом Heaven by the Sea). Один фрик, усатый мужчина (Гангль), загримирован так, что лицо кажется маской, я офигел в первый раз; но маску м-ра У тут и не прячут, с его лицом тоже есть здоровенный занавес-афиша. С ним, отрицательным персонажем-персом и героиней в облаке цветов, и называется это всё "Царица роз" (такой занавес висит в антаракте). У второго фрика, клоуна с накладным пузом (Скуэлч), не вдруг определишь пол. Третий фрик - девица в коротких штанишках и с аппаратом Илизарова на ноге (Флек). Открывается занавес. В зрительном зале загораются фонарики и лампочки. На фоне декораций с парой ярко освещённых аттракционов сцену заполняют артисты Фантазмы. Это уроды всех мастей. Человек-слон демонстрирует свои наросты, человек-амфибия (?) озирает зевак рыбьими глазами, жизнерадостные сиамские близняшки в одном платье на двоих напоминают маленьких лебедей. Бродит человек с головой в виде яйца и третьим глазом. Тут же и бородатая женщина, и просто такой себе жонглёр-пойстер, и клоун на ходулях. Отдельно прекрасна толстуха в балетной пачке и корсете танцовщицы из брильянт-оригинала. В качестве гвоздя представления выкатывают трон с четырёхногой девочкой-предсказательницей. Все фрики улыбаются, посетители с детьми искренне радуются. Фантазма тут - семейное развлечение, ничего инфернального и изощрённого нет. Даже местное варьете с Мег во главе - целомудреннее не придумаешь. На танцовщицах платья до середины икры из весёлого такого ситчика и громоздкие шляпы, ноги они поднимают на уровень пояса, не выше, юбки задирают по колено. Рейтинг 6+, короче.
Ещё характерная часть декораций - решётки от пола до колосников практически в каждой сцене. Они узорные, для Фантазмы они украшены лампочками, но это решётки со всеми вытекающими для восприятия эффектами.
Бэкстейдж. Мег в ещё более весёлом халатике общается с мамой. Та высохла как мумия, а к чёрному платью добавила привешенный к поясу набор серебряных ключей на цепочках. Она сидит за столом в рабочем кабинете и читает в газете новость о том, что Хаммерстайн ангажировал Кристину Дааэ для выступления в Метрополитан. Мег вспоминает старую подругу с радостью, а вот м-м Жири неспокойно, она напоминает дочке, по чьей милости хозяин, для которого они двое столько сделали, не знает душевного покоя. Но и когда она уходит, Мег не перестаёт предаваться воспоминаниям о том, как они с Кристиной танцевали в кордебалете Оперы Гарнье. Только вот тема звучит обречённая. Мег на самом деле до безысходности тоскливо. Призрак в этой сцене не появляется и вообще за весь спектакль ничего с помощницами не обсуждает.
Причал, уйма людей в эдвардианской одежде. Упомянутая выше платформа работает трапом для пассажиров первого класса, решётки образуют ажурную ограду. Сходят сперва местные знаменитости, а затем - Кристина Дааэ в белом боа из перьев. Перья, замечу, из боа так и летят и остаются на сцене до самого конца. Вот кто ангел музыки-то. Она царственно машет рукой встречающим, спускается, общается с журналистами, от которых безуспешно пытается отбиться тощий усатый Рауль, представляет им Густава. Раулю чудовищно не по себе от унижений, но сфотографировать за деньги он соглашается.
Въезжает самоходная карета с фриками. Её дистанционное управление - это единственное нетривиальное изобретение Эрика во всём спектакле. В остальном Фантазма, повторюсь - обычное шоу для обычной публики, человеческий такой лунапарк. Когда семья де Шаньи (а Рауль тут граф, кстати, и это тоже очень тру относительно книжки) усажена в карету, над опустевшим причалом сгущается мрак и раздаётся гром. Они уезжают якобы к Хаммерстайну под непонятные, но безошибочно узнаваемые датские слова: "I am your Angel of Music, Come to Me, Angel of Music". Звучит это угрожающе, а не гипнотически. И это не единственная цитата из брильянт-оригинала, которую датчане добавили.
Номер в гостинице. Две стены сходятся углом, позади них балкон, из обстановки - только рояль с нотами. Интерьер выполнен в стиле чудовищно китчевого бозар, под потолком скульптуры, но сюжет композиции понять невозможно. Входит одетое для ужина семейство де Шаньи, Кристина вся в органзе и блёстках. Рауль срывает раздражение на жене, жена старается его ублажить, а Густав мешает - носится с огромной музыкальной шкатулкой, увенчанной фигурой слона (здравствуй, Пенджаб, бон суар, мсье Леру). Потом начинает разбирать ноты. Кристину настораживает и мелодия, которую он играет (ЛНД), и мелодия музыкальной шкатулки, под которую слон машет хоботом (вторая тема Ангела музыки из Б-О, которая the Angel of Music sings songs in my head), и она хочет поделиться опасениями с мужем, которому лояльна не смотря ни на что, но не успевает. Коридорный в турецко-персидском одеянии приносит записку якобы от Хаммерстайна, и Рауль с облегчением удирает из этого цирка в бар, куда его позвали. Ну не по себе потомственному аристократу от всех этих гастролей.
Кристина и Густав поют про то, что самого главного глазами не увидишь. Кристина очень отчётливо сожалеет о непонятой любви. Вообще Фрибо прекрасно играет и сама по себе, но в паре с Кофодом - это что-то. Нет вообще никаких сомнений в том, что эти двое предназначены друг другу. Ещё Фрибо сама по себе старая, и это заметно, если воспринимать головой, но старая она только лицом, и это вообще никак не мешает её героине. В финале кавайного дуэта она реверансом приглашает сына на танец, он кланяется, и они кружатся по сцене, взявшись за руки. Но вот когда Густав отправляется спать...
Снова гром, вспышка молнии, и в этой вспышке Кристина на мгновение видит на балконе человека в чёрной одежде и маске. Она выбегает на балкон, там никого нет; декорация в это время поворачивается ажурным балконом к зрителю. Как и решётки (которые сейчас образуют стены комнаты), балкон - это барьер. Не найдя никого, Кристина хочет вернуться в комнату, но из балконной двери к ней входит Эрик. Оба замирают. Кристина не падает в обморок, она даже не удивлена. Эрик напорист. Их диалог перед главным дуэтом удлинили, до чёртиков интересно, о чём они говорят. Вообще не понимать слова в датской ЛНД очень обломисто, потому что они явно Имеют Смысл. Но вот начинается Beneath. Эрика, надо сказать, эффект от встреси и воспоминания подкашивают совершенно буквально: он приваливается к стене, и ты боишься, как бы он не сполз сейчас по ней Кристине под ноги. Взаимодействуют Фрибо и Кофод совершенно волшебно - сокращают дистанцию медленно и естественно, боятся взглянуть друг на друга и не глядя ловят друг друга за руки, и, утонув в воспоминаниях, не оущущают объятий и прикосновений, которые дарят друг другу здесь и сейчас. Но идиллия заканчивается, Кристина объявляет "сейчас" несуществующим и уходит в комнату, которая снова поворачивается к зрителю передом. Стоя посреди сцены (в спектакле вообще много статики, но ей-богу, у них всё в голосах), Кристина начинает "Once Upon Another Time". Эрик медленно приближается, встаёт сзади, - и вот она уже не может выбраться, допев песню: он околдовывает её очередной цитатой из оригинала и держит при этом. Когда же она стряхивает наваждение и пытается отойти, он удерживает её жёстко и резко. Но гармония пропала, и оскорблённая (10 лет назад он себе такого не позволял так неприкрыто!) Кристина освобождается. Эрик переходит в нападение под тему "Seal My Fate Tonight", она же тема владения ситуацией в Б-О. Он запугивает Кристину и всячески подчёркивает свою власть над ней; он хочет, чтобы она пела. Он сокращает дистанцию, но в самый неподходящий момент вбегает Густав. Эрик мгновенно отходит и отворачивается. Отворачивается в некомфортной ситуации он дальше не раз, это движение запуганного существа из клетки: вот я спрятал самое уязвимое, что у меня есть.
Густава Эрик мгновенно начинает обрабатывать. Он играет на публику и очень хорошо знает, что делать и с такой аудиторией тоже. Мальчика это завораживает. А после его ухода Эрик принимается за своё. Надо думать, он и здесь угрожает Кристине через ребёнка. Вот то есть никакого раскаяния и изменения после Б-О не последовало: Эрик как хотел, чтобы Кристина выполняла его прихоти, так и хочет. Ему нужно, чтобы Кристина отдалась его музыке. Чудовище, что вы хотите. Подчиняясь угрозам, Кристина берёт ноты с рояля и принимается читать. Когда она начинает выпевать мелодию закрытым ртом, Эрик сперва хватается за сердце, а потом принимается дирижировать. Он на другом конце сцены, но музыка объединяет их, скрепляет, как цепи, это физичиски ощутимо. Появление Рауля обрывает музыку, Кристина испуганно оглядывается туда, где стоял Эрик, но он уже исчез.
Закулисье Фантазмы. Мадам Жири надзирает за танцовщиками и ругает, чуть ли не тростью бьёт парня, который плохо выполнил поддержку Мег. Кордебалет сдвигается за кулису и репетирует там. Семейство де Шаньи входит и рассредотачивается. Мег узнаёт Кристину, радостно подбегает к ней и щебечет, узнаёт неприятное о том, что Кристина выступит в Фантазме, но всё равно ведёт и сажает с собой на сундук, и судя по виду (не по словам же, хе), ей там жалуется. Между тем Рауль сталкивается с мадам Жири и тоже узнаёт, что контракт с Хаммерстайном перекупил тот-кого-нельзя-называть-иначе-чем-"он"-зато-можно-ладонью-закрыть-половину-лица-угу. И все делают вид, что рады, но вместе с тем каждый мучительно пытается собрать паззл. Мадам Жири наливает всем вина, они выпивают, но Рауль хочет ещё и с этой целью практически сбегает со сцены. Фрики и чёрный акробат под шумок сманивают Густава (один из Густавов, к слову, очень похож на Кофода в гриме Эрика!) и ведут его дубля по наклонённой платформе к хозяину.
Едва дубль скрывается под колосниками, из-под сцены, как бы по лестнице, поднимается Густав, оказываясь в кабинете м-ра У. Кабинет лишён какой бы то ни было инфернальности и альтернативной эстетики, если не считать серебяный скелет, по пояс торчащий из стены где-то под потолком. Но по соседству со скелетом - огромная кукольная голова, а поодаль - обычное, без свечей и кадаврических автоматонов, пианино (оно же возможный пульт органа). Так что мистер У никакой не Призрак Оперы, превративший Кони-Айленд в одно большое логово. Он Гудвин. Оз Великолепный, если хотите. На нём алый вышитый халат, алый вышитый жилет и алый галстук - красивая, стильная, домашняя Красная Смерть. Он хочет закончить какую-то работу с моделью парусника, но в присутствии Густава работать явно не может, а Густав садится за клавиши. И впечатляет Эрика не наигрыванием одним пальцем простенькой мелодии, а техникой юного Моцарта. И вот тогда-то Эрик и решает его вести в свой мир.
Сперва они разговаривают, стоя всё на той же платформе, которая вращается в пустом тёмном пространстве и меняет при этом высоту и наклон. Не знаю, понятно ли я объясняю, но, короче, происходящее на сцене на самом деле очень динамично, в темпе самой "Beauty Underneath", обоих ощутимо колбасит, но в рок-н-ролльный экстаз с трясением хаером это не перетекает. И, наконец, раппорт установлен, и перед Густавом проявляется выдвигающийся из-за кулис мир незримой красоты. И внезапно это не какие-то причудливые достижения Эриковых многочисленных талантов. Это спящие среди нагромождения реквизита артисты Фантазмы без грима и костюмов. Фрики как они есть. В первый раз мне показалось, что они автоматоны, которых приводит в движение появление создателя, но явно показалось, и второй раз они точно просыпались как живые люди. В пижамах, растрёпанные, не привлекающие глаз даже яркостью - но дружелюбные и совсем нестрашные. Густав радостно знакомится с ними, без боязни прикасается к их уродствам, не отворачивается даже от психической ненормальности. И Эрик решается. В момент, когда Густав поднимается по наклонённой платформе - теперь она лестница к жилищу фриков - и обозревает изнанку Фантазмы во всей её скрытой красе, Эрик снимает маску. Он стоит правым боком к зрителю, но увидеть всё равно ничего толком не удаётся. А Густав внезапно орёт и бежит прочь, прямо в объятия подоспевшей мамы.
Эрик отворачивается и снова надевает маску. Фрики расходятся прочь. Кристина отсылает Густава с Мег, а сама остаётся с Эриком, каковой Эрик ей заявляет, что всё знает. Он очень злится, но Кристина не от страха сникает и спускается к нему, по пути рассказывая невесёлую историю о трёх обманутых людях. Едва ли Эрик способен понять, через что она прошла. Поэтому не он её жалеет, как следовало бы а снова она его, и не он чувствует раскаяние - он снова хочет спастись бегством, и, раз это невозможно, готов отослать Кристину и сына, не дождавшись исполнения своей мечты, - и не он целует ей руки, а - да, она ему, после того, как уже без принуждения обещает спеть. Она опять великодушнее, чем можно себе представить, и когда после этого она убегает вверх по платформе-лестнице, он не следует за ней, а встаёт (спиной к зрителю) перед пыльным покосившимся зеркалом. В процессе монолога, в котором он посвящает своё наследие сыну, Эрик снимает маску, а потом парик, и сперва смотрит в зеркало, а потом оборачивается к залу. И вот тут становится понятно, чего испугался Густав, спокойно прикасавшийся к человеку-слону. Что у Эрика половина лица здорова, не заметно совсем, настолько его лицо похоже на череп. Похоже на то, что описал Леру! Грим левой стороны - морщины и глубоко запавший глаз - кажется продолжением уродства правой, где глазница ещё глубже, а кожа похожа на вот это http://i.imgur.com/ucb7i.png. Почти вся голова канонично лысая, никаких клоков паутины на макушке, волосы остались только на затылке и за ушами. При этом для меня вид скорее трогательный, чем страшный, но я-то к этому привык, а для нормального человека это всё-таки живой труп, частью уже хорошо разложившийся.
Эрик и фриковский реквизит покидают сцену, и снова в пустом пространстве возносится платформа. Мадам Жири, стоявшая на верху лестницы, почти рыдает от Эриковой неблагодарности, бессильно повисая на перилах под конец.
Конец первого акта.
В антракте сцену закрывает описанный выше прекрасный занавес. Когда же он поднимается, перед нами поворачивается с фасада на изнанку прибрежный бар. По гребню его крыши идёт невысокая ажурная решётка. Ну ещё бы её там не было. Граф де Шаньи (да! они прочитали книжку! он уже не виконт!) со сползшими подтяжками и без пиджака рассчитывается за выпитое и пьёт снова. Бармен сдаёт бар сменщику, сменщик идёт за стойку и принимается делать дела. Это важно. Он вытирает стойку, читает гроссбух и периодически за чем-нибудь наклоняется так, что за стойкой его не видно даже с балкона. Граф начинает жаловаться на то, что Кристина его любит (ария Why Does She Love Me). У него хороший приятный голос и мерзкие гренадёрские усы. Он не так уж и пьян, а честность с собой делает его ещё трезвее. Его монолог прерывает прибежавшая с пляжа Мег в довольно целомудренном купальном костюме, слишком по тем временам облегающем, но с панталонами до колен. Мег совсем сухая, видимо, заплыв ей ещё предстоит. Она очень непринуждённо разговаривает с Раулем, уговаривая уехать отсюда, и очень неубедительно (знать бы ещё, чем именно она аргументирует, билетов на пароход, во всяком случае, при ней нет). Рауль отказывается бежать от соперника, а требует ещё спиртного, но перед этим бармен как раз в очередной раз нырнул под стойку... В общем, на зов посетителя от гроссбуха отворачивается человек в маске.
Рауль пятится назад. Эрик снимает барменскую куртку и фартук. Он в чёрной паре без пиджака и белой рубашке, и он тут же начинает работать на публику. Старость и усталось остались в уборной этого театра одного актёра - Эрик перемещается плавными движениями охотника, отинявлекает внимание эффектными жестами своих великолепных рук и льёт свой голос противнику в уши, как Клавдий белену, извините . Он извлекает огонь из пустой ладони, ему подчиняются кости и карты, играть по-честному он откровенно не собирается: когда Рауль для очередной игры уже собрался вытянуть карту из его руки, он разжимает пальцы, и карты разлетаются по полу. Но Рауль не может противостоять азарту и пожимает протянутую руку Эрика, когда они наконец заключают пари. Эрик рывком притягивает его к себе, смотрит так, словно уже победил, и выпускает. Собственно, он уже и победил, потому что играть на собственную жену - это априори её проиграть, вы извините. Всё, что может Рауль - опустив голову, опереться на стойку и впасть в отчаяние, настолько сильное впечатление производит его соперник (дуэт Devil Take the Hindmost).
Меж тем шоу грядёт, грядёт. Трио фриков объявляют выступление Кристины, но перед ним должна сплясать Мег. И та выходит в воздушном белом муслине с кружевной парасолькой - сама невинность и беспечность, минимум эротики. И так, совершенно не зажигательно, проходит вся "Bathing Beauty", несмотря даже на то, что в итоге на Мег не остаётся ничего, только стратегические места прикрывают две шляпы кавалеров из кордебалета.
Довольная выступлением Мег хвастается матери за кулисами, но та хоронит все её надежды и доводит до истерики: хозяин променял их, своих сподвижниц, на свежеобретённого сына и иммортал билавид. В слезах Мег убегает прочь.
Уборная Кристины (бывшая комната отеля, только без статуй под потолком, а с электрическими свечами повсюду на стенах. Кристина сидит перед туалетным столиком и воркует с Густавом. Справа стоит вешалка с чёрным балахоном и светлым платьем. На Кристине скроенный по фигуре красный халат. Рауль, во фраке и с розой, заходит и мягко отсылает ребёнка прочь, а сам давай уговаривать жену не петь. У него нет весомых аргументов, чтобы выиграть пари и увести жену с собой, это очень хорошо чувствуется. Но Кристина любит его, не держит зла и целует без всякой фальши. Кажется, она готова поверить и послушаться, потому что идёт к вешалке, на которой вовсе не её концертное платье.
Едва она протягивает руку, как вешалка оживает. Чёрный балахон оказывается плащом Эрика (с капюшоном; человек в капюшоне всегда обманет близорукую девушку). Сам Эрик точно в таком же фраке, что и Рауль, а вот аргументы у него гораздо весомее, и опять же знать бы точно, какие - наезжает ли он на соперника, например, или действует тоньше, что очень возможно, потому что спектакль умный. А Кристина явно, ну явно же хочет того же самого. Хочет слиться с музыкой. И вот служитель театра зовёт её на сцену.
А пока готовят сцену для дивы, Рауль бродит по закулисью весь в сомнениях: что, если она всё же выйдет петь? Эрик, со своей стороны, держится куда более уверенно. Подключается мадам Жири: она всё понимает и тоже не хочет, чтобы Кристина пела. И мимо всего этого ходит Густав со своим вокализом ( квартет Devil Take the Hindmost). Мег, делая над собой усилие, как можно дружелюбнее уводит Густава прочь. Трое основных солистов в основном стоят и поют, происходит на сцене мало что. Разве что мадам Жири впервые заговаривает с Эриком, и сразу обвиняюще. Всё-таки поразительные барьеры между всеми этими людьми. И вот к выходу Кристины всё готово.
Поднимается занавес. Огромные бумажные веера разворачиваются на трёх планах. начиная из глубины сцены, и открывают Кристину Дааэ в фейковом кимоно. Кимоно ужасно скроено и совсем ей не идёт, но что это значит, когда она вкладывает в пение всю душу. Всю любовь, которая никогда не перестаёт. Она - гейзер музыки и любви, собственное пение едва её не опрокидывает. Она не заходит на си-бемоль, но честное слово, её искренности вокальная эквилибристика совсем не нужна. Мадам Жири наблюдает за ней из одной ложи зрительного зала, Эрик - из противоположной (оба прямо над головами зрителей первых рядов партера). Нужно видеть лица всех троих. Оба зрителя не садятся. Эрик держится за косяк, хватается за сердце, в какой-то момент кажется, что он упадёт навзничь, но он справляется и на приливе энергии, не дослушав арию, устремляется прочь. Мадам Жири тоже уходит. А раньше всех уходит стоявший в кулисах Рауль. Он проиграл.
Уборная Кристины. Теперь там цветы. Эрик и Кристина делятся друг с другом восторгом, бессознательно уменьшая дистанцию, пока не оказываются в объятиях друг друга. Кристина светится, она помолодела, она преображена в ту самую Кристину Дааэ, которая забывала обо всём, слушая своего Ангела Музыки (да, я опять про книгу). И поцелуй Кристины и Эрика выглядит совершенно естественно, никакого напряжения он не разрешает и не создаёт, всё так, как и должно быть, они созданы друг для друга.
Прерывает идиллию служащий театра с запиской и алой розой от Рауля. Эрик смущённо отскакивает от Кристины и отворачивается, прячется, но, пока она читает прощальное письмо (и первым порывом, но всё же не слишком горько сожалеет, что потеряла Рауля), обретает уверенность, самодовольно оправляет фрак, подходит к своей женщине... А та вспоминает, что тут должен быть её сын.
Под подозрением, естественно, Рауль. Но один из фриков опровергает эту версию. Эрик сразу вспоминает горький комментарий мадам Жири и вызывает её на допрос. Она держится стойко, без сантиментов. Тут с помощью Флек выясняется, что Мег-то не в себе, и начинается погоня. Она не бестолковая и не хаотичная, как в предыдущих вариантах, и, пожалуй, короче по времени. Короткий выход массовки, акробат извивается на платформе, потом платформа становится пирсом, и акробат пропускает к его краю Мег, ведущую Густава. Мег сперва толкает Густава (а он не умеет плавать) в воду, но делает это слабо и нерешительно. Эрик, Кристина и мадам Жири появляются на другом конце пирса. Мег достаёт из-за пояса юбки пистолет (нет, кажется, всё-таки револьвер) и приставляет к голове Густава. Эрик при виде оружия одновременно закрывает Кристину и заслоняется сам, сгибаясь чуть не вдвое и выставляя перед собой ладони (тоже вариант попытки спрятать лицо в случае опасности). Следует рояль-в-кустах-монолог, во время которого Мег увлекается настолько, что Эрик вне её поля зрения практически выводит Густава из-под прицела, не хватает ему всего ничего. Мег снова ловит Густава, но сама же и отпускает, когда заканчивает, и приставляет дуло к собственному виску. И оказывается, что нет, женское самопожертвование не оставляет Эрика равнодушным, по крайней мере в краткосрочном периоде. Идёт вторая за весь спектакль (после Look with Your Heart) попытка наладить коммуникацию. Мег очень хочет довериться Эрику. Она опускает оружие и зачарованно подаётся навстречу ему, а он поёт про скрытую в ней красоту, принимает её, чужую, красивую внешне, но изувеченную внутри, к своим фрикам. Но он отвлекается, рассуждая о красоте, слишком близко у него пример полного физического и душевного совершенства. Не выдерживая нового приступа ревности к Кристине, Мег снова подносит пистолет к виску, и Эрик идёт ва-банк - бросается к ней, чтобы отнять оружие. Они борются, он легко побеждает и отклоняет её руку, но она спускает курок. Пуля летит в грудь Кристины. Кто виноват в выстреле, Мег или Эрик? Неважно, Эрику не до того, он шатается, отсылает обеих Жири за помощью и опускается на настил, подхватывая не сразу падающую от раны Кристину. Густав сперва убегает, потом возвращается. Он хочет знать, где папа. А папа его здесь, и, как ни напоминает ему мама, что зорко одно лишь сердце, он в шоке убегает снова. Эрик и Кристина прощаются, ни один не питает ложной надежды. Быстро слабеющая Кристина еле поднимает руки. Эрик обнимает её неловко и неуверенно, но так крепко, как может, и целует на прощание.
Приходит якобы уехавший Рауль. Эрик оставляет его и Густава с мёртвой Кристиной. Густав ложится и обнимает мамины ноги. Эрик отходит немного и падает на колени, кое-как придерживаясь за перила. Пирс - арена безысходной боли, но среди этой боли брезжит лучик надежды: Густав отпускает маму, встаёт и идёт к Эрику. Эрику завещано любить этого ребёнка, и Эрик ждёт своего вердикта: Густаву ведь оставлено куда более тяжкое наследие - любить отца-чудовище. И Густав выполняя волю матери, а, может быть, открывая в себе её божественный дар, спокойно смотрит на неживое лицо родного отца и спокойно же к нему прикасается. Эрик тоже принимает наследие Кристины Дааэ и поёт, что любовь не умирает никогда. Они с сыном уходят вдвоём.
Конец.